18.04.2014 в 16:18
Пишет prophet-queen:Баши история про то как пино с пшштуком мидузировали и крабировалиТак как моя карма засраннее радиационного фона Припяти, то наше путешествие начинается с веселого звонка от туроператора, спешащего сообщить мне о том, что рохину регистрацию на рейс подтвердили, а вот мою - нет, и надо бы нам приехать в аэропорт чуть пораньше, дабы гарантированно зарегистрироваться на смежные места. Учитывая, что до такси остается полчаса, а в Пулково мы рассчитывали приехать прямо к началу регистрации, мне остается только тихо, а иногда и чуть в голос паниковать, ибо десять часов в воздухе - само по себе испытание на прочность, а уж десять часов в отрыве от руки за которую можно было бы уцепиться... Всю дорогу до аэропорта я ерзаю и поглядываю на часы в надежде на то, что таксист сейчас врубит турбодвигатели своего бэтмобиля и мы долетим до терминала за считанные секунды, но чуда не происходит, и мы движемся, неспешно собирая по дороге все красные сигналы светофора. В конечном итоге водитель замечает мое беспокойство и безэмоционально интересуется:
- Не успеваете что ли?
- Успеваем, но мы просто хотели пораньше.
- Так что ж вы не сказали, - таксист равнодушно кивает на скоростной диаметр рядом, - я бы там поехал, за двадцать минут долетели бы.
На регистрации мы слезно выпрашиваем у девушки чуть ли не последние парные места в самом хвосте самолета, но главное, что рядом.
Посреди перелета я в панике бужу заснувшую Роху.
- Что такое?
- Я не вижу горизонта, мы падаем.
- Пушенька, - вымученно говорит она, - ты не можешь видеть горизонт, там ночь.
Аэропорт встречает обманчивой прохладой и в первое мгновение мне кажется, что не так страшны тропики, как их малюют, но едва покинув терминал я понимаю, как ошибалась: меня просто накрывает волной духоты и по дороге до автобуса я с печалью понимаю, что чтобы жить в этих широтах необходимо иметь жабры. В аэропорту мне на шею повесили бусы из жасмина и орхидей, в отеле повязали точно такой же браслет на руку, обулыбали с ног до головы, сунули в руку ключи и втолкнули в комнату, и оттого стоя на пороге номера увешанная цветами с сумкой в одной руке и кокосом - во второй, я чувствую себя очень белым человеком в очень южной стране.
Самое забавное, что впечатление это даже не обманчиво.
Месяц перевернут рогами вверх и похож на лодочку; Роха говорит, это оттого, что мы близко к экватору.
Вдоль берега тянется длинная вереница мелких магазинчиков и ресторанов, перемежающихся с отелями разной степени фешенебельности. Само место ничуть не похоже на вылизанные курорты Европы - Роха привыкает к этому легко, я какое-то время испытываю легкий культурный шок, но умом понимаю, что во влажном тропическом климате поддерживать все в идеальных состоянии и чистоте просто невозможно. Вещи коррозируют с какой-то пугающей скоростью, так же быстро облупляется краска и ветшают здания, но кормят в этих чуть потрепанных интерьерах вкусно, а встречают приветливо, и я тоже легко привыкаю.
На пляже мы придирчиво выбираем лежаки, таец, сдающий их в аренду, мыслит куда быстрее и проще.
- Этот? - спрашивает он и, не дожидаясь согласия, идет сметать с него песок.
- Мне кажется, тут не очень чистая вода, - вяло протестую я, - тут много людей.
Он расплывается в улыбке и на ломанном английском пытается донести до меня простую житейскую мудрость:
- Many people - clear water. Littlу people - dirty water!
Люди, фотографирующиеся в купальнике на пляже в ста десяти различных позах, все еще вызывают у меня искреннее недоумение.
Орхидеям, кстати, тут счета не знают: ими украшают коктейли, комнаты, из них делают украшения, их охапками подносят Будде. На примерно 10 рублей можно купить целую корзинку цветов; фрукты настолько же дешевы, и все равно мне кажется, что местные жители затаенно поражаются фарангам, готовым выкладывать такие деньги за бросовые кокосы.
"Фарангами" тут зовут белых европейцев, и хотя слово это не по душе многим гостям с запада, оно не несет никакой негативной окраски и является просто собирательным названием всех белых людей. Мне, кстати, всегда немного неуютно в странах, где я не могу затеряться в толпе - что с собой не делай, а за тайку я не сойду совершенно точно.
К "фарангам" местные жители относятся без враждебности, но с некоторой снисходительной насмешкой: по их мнению, гости с запада слишком много забивают себе голову вещами, о которых беспокоиться не стоит. Большинство тайцев - буддисты, и это накладывает отпечаток на их восприятие мира.
Верования в головах людей смешались в какой-то пестрый, совершенно непонятный комок.
- Если вам предложат погадать, отказывайтесь. - наставляет гид по дороге к храму. - Наша религия запрещает гадания!
И через две фразы уверяет, что совершенно необходимо сфотографироваться со статуей Будды, которая соответствует дню твоего рождения - это гарантированно принесет золотые горы и вечную молодость.
Ват Чалонг по меркам азиатских храмов до смешного молод, хотя с точностью дату его основания определить невозможно, а первые упоминания относятся примерно к середине девятнадцатого века - храм тогда перестраивали. Тем не менее, именно он является основным центром паломничества буддистов на острове, а уж туристов там вообще не счесть.
Я же, не отрица красоты комплекса, с какой-то почти печалью понимаю, что при всех красоте и роскоши, восточная архитектура не производит на меня ошеломляющего впечатления.
Мы босиком поднимаемся на самый верх храма - туда, где ветер звенит колокольчиками, подвешенными у перил.
Быть белым и пройти по улице так, чтобы тебе в спину хоть раз "тук-тук, такси!" просто невозможно. В ожидании клиентов водители проводят время под деревянным навесом, за просмотром телевизора и едой. Едят тут часто и с удовольствием; если таец ничем не занят, он почти наверняка ест, а простая еда тут удивительно дешева: пообедать местные могут бат на 60, что примерно равно шестидесяти рублям. Фаранги, конечно, платят больше как минимум вдвое... и все равно выходит дешево.
У соседнего навеса с водителями живет бойцовский петух, глубоко вжившийся в образ собаки, и глядя на него я почему-то всегда вспоминаю о том, что полковнику никто не пишет.
А Роха моментально завела себе дружка, и к ней на балкон повадился прилетать вот этот веселый птиц - майна - и, распушая хохолок, многоголосой трелью требовать еды.
Вообще живность тут кишит повсюду к моему восторгу: по внешним стенам отеля ползают маленькие, юркие гекконы; у берега расположилась колония манящих крабов, которых я сначала по близорукости приняла за крупных насекомых; крабы же обитают на прибрежных камнях, облепленных ракушками; у берега снуют стайки мелких рыбок, а у буйков мы с Рохом обнаружили сообщество морских обитателей, которое окрестили "краблем", по имени его отважного капитана. Под петлями каната, крепящего буек, поселились полосатые рыбки - много мелких и несколько покрупнее, среди них затесались рыбешки другой окраски, а на самой веревке поселился краб, гордо взирающий на рыб с верхней палубы.
На фруктовом рынке живет слоник - совсем малышка, года от роду. За двадцать звонких монет можно купить мисочку нарезанных фруктов и покормить ее - слоненок уже отлично знает, что приближающегося человека с миской нужно хватать и фиксировать хоботом, потому что хорошо зафиксированный человек уж точно скормит лакомство тебе, а не кому-то еще. Отдавая фрукты, я немного грущу о том, что я не слон - слыханное ли дело, люди платят за право тебя покормить. Слонам вообще привольно живется в Таиланде, они даже получают пенсию - роскошь, которой сами простые тайцы лишены.
По вечерам на улицах на лед выкладывают едва выловленных рыб и огромного размера креветки.
Нижняя планка приписываемого мне возраста в очередной раз опустилась: маникюрша поразилась тому, что мне двадцать пять, и сообщила, что сначала подумала, будто мне тринадцать.
Мне хочется думать, что это оттого, что тайцы так же плохо различают европейцев, как европейцы - азиатов.
Портреты короля есть везде, даже в самой захудалой лавчонке. Его едва ли не обожествляют, и гид совершенно серьезно советовал нам не мять купюры, на каждой из которых есть изображение короля - это могут принять за проявление неуважения к монарху, а за это в Таиланде положено серьезное наказание. Официантка в ближайшем ресторанчике на ломанном английском рассказывает, мужчина, часто изображаемый рядом с королем - это основатель династии; и так же спокойно она рассказывает про цунами 2004 года.
- Вы были тут? Вы его видели?
- Да, тут все, все было залито водой.
Она спрашивает, есть ли у нас кокосы и немного сожалеет, что в отличие от нас не может путешествовать - ей приходится все время работать, потому что получают простые тайцы очень немного.
- Зачем вам куда-то ехать? У вас есть кокосы и дешевые орхидеи!
Она смеется.
- Окей! Окей, у меня есть кокосы и орхидеи, и больше ничего!
Закатное небо над морем выглядит так, будто его нарисовали. На пляже становится тихо, и я сижу, пытаясь здесь и сейчас представить, что где-то там, далеко, есть Петербург, в котором сейчас светло и холодно.
И никак не могу.
URL записи- Не успеваете что ли?
- Успеваем, но мы просто хотели пораньше.
- Так что ж вы не сказали, - таксист равнодушно кивает на скоростной диаметр рядом, - я бы там поехал, за двадцать минут долетели бы.
На регистрации мы слезно выпрашиваем у девушки чуть ли не последние парные места в самом хвосте самолета, но главное, что рядом.
Посреди перелета я в панике бужу заснувшую Роху.
- Что такое?
- Я не вижу горизонта, мы падаем.
- Пушенька, - вымученно говорит она, - ты не можешь видеть горизонт, там ночь.
Аэропорт встречает обманчивой прохладой и в первое мгновение мне кажется, что не так страшны тропики, как их малюют, но едва покинув терминал я понимаю, как ошибалась: меня просто накрывает волной духоты и по дороге до автобуса я с печалью понимаю, что чтобы жить в этих широтах необходимо иметь жабры. В аэропорту мне на шею повесили бусы из жасмина и орхидей, в отеле повязали точно такой же браслет на руку, обулыбали с ног до головы, сунули в руку ключи и втолкнули в комнату, и оттого стоя на пороге номера увешанная цветами с сумкой в одной руке и кокосом - во второй, я чувствую себя очень белым человеком в очень южной стране.
Самое забавное, что впечатление это даже не обманчиво.
Месяц перевернут рогами вверх и похож на лодочку; Роха говорит, это оттого, что мы близко к экватору.
Вдоль берега тянется длинная вереница мелких магазинчиков и ресторанов, перемежающихся с отелями разной степени фешенебельности. Само место ничуть не похоже на вылизанные курорты Европы - Роха привыкает к этому легко, я какое-то время испытываю легкий культурный шок, но умом понимаю, что во влажном тропическом климате поддерживать все в идеальных состоянии и чистоте просто невозможно. Вещи коррозируют с какой-то пугающей скоростью, так же быстро облупляется краска и ветшают здания, но кормят в этих чуть потрепанных интерьерах вкусно, а встречают приветливо, и я тоже легко привыкаю.
На пляже мы придирчиво выбираем лежаки, таец, сдающий их в аренду, мыслит куда быстрее и проще.
- Этот? - спрашивает он и, не дожидаясь согласия, идет сметать с него песок.
- Мне кажется, тут не очень чистая вода, - вяло протестую я, - тут много людей.
Он расплывается в улыбке и на ломанном английском пытается донести до меня простую житейскую мудрость:
- Many people - clear water. Littlу people - dirty water!
Люди, фотографирующиеся в купальнике на пляже в ста десяти различных позах, все еще вызывают у меня искреннее недоумение.
Орхидеям, кстати, тут счета не знают: ими украшают коктейли, комнаты, из них делают украшения, их охапками подносят Будде. На примерно 10 рублей можно купить целую корзинку цветов; фрукты настолько же дешевы, и все равно мне кажется, что местные жители затаенно поражаются фарангам, готовым выкладывать такие деньги за бросовые кокосы.
"Фарангами" тут зовут белых европейцев, и хотя слово это не по душе многим гостям с запада, оно не несет никакой негативной окраски и является просто собирательным названием всех белых людей. Мне, кстати, всегда немного неуютно в странах, где я не могу затеряться в толпе - что с собой не делай, а за тайку я не сойду совершенно точно.
К "фарангам" местные жители относятся без враждебности, но с некоторой снисходительной насмешкой: по их мнению, гости с запада слишком много забивают себе голову вещами, о которых беспокоиться не стоит. Большинство тайцев - буддисты, и это накладывает отпечаток на их восприятие мира.
Верования в головах людей смешались в какой-то пестрый, совершенно непонятный комок.
- Если вам предложат погадать, отказывайтесь. - наставляет гид по дороге к храму. - Наша религия запрещает гадания!
И через две фразы уверяет, что совершенно необходимо сфотографироваться со статуей Будды, которая соответствует дню твоего рождения - это гарантированно принесет золотые горы и вечную молодость.
Ват Чалонг по меркам азиатских храмов до смешного молод, хотя с точностью дату его основания определить невозможно, а первые упоминания относятся примерно к середине девятнадцатого века - храм тогда перестраивали. Тем не менее, именно он является основным центром паломничества буддистов на острове, а уж туристов там вообще не счесть.
Я же, не отрица красоты комплекса, с какой-то почти печалью понимаю, что при всех красоте и роскоши, восточная архитектура не производит на меня ошеломляющего впечатления.
Мы босиком поднимаемся на самый верх храма - туда, где ветер звенит колокольчиками, подвешенными у перил.
Быть белым и пройти по улице так, чтобы тебе в спину хоть раз "тук-тук, такси!" просто невозможно. В ожидании клиентов водители проводят время под деревянным навесом, за просмотром телевизора и едой. Едят тут часто и с удовольствием; если таец ничем не занят, он почти наверняка ест, а простая еда тут удивительно дешева: пообедать местные могут бат на 60, что примерно равно шестидесяти рублям. Фаранги, конечно, платят больше как минимум вдвое... и все равно выходит дешево.
У соседнего навеса с водителями живет бойцовский петух, глубоко вжившийся в образ собаки, и глядя на него я почему-то всегда вспоминаю о том, что полковнику никто не пишет.
А Роха моментально завела себе дружка, и к ней на балкон повадился прилетать вот этот веселый птиц - майна - и, распушая хохолок, многоголосой трелью требовать еды.
Вообще живность тут кишит повсюду к моему восторгу: по внешним стенам отеля ползают маленькие, юркие гекконы; у берега расположилась колония манящих крабов, которых я сначала по близорукости приняла за крупных насекомых; крабы же обитают на прибрежных камнях, облепленных ракушками; у берега снуют стайки мелких рыбок, а у буйков мы с Рохом обнаружили сообщество морских обитателей, которое окрестили "краблем", по имени его отважного капитана. Под петлями каната, крепящего буек, поселились полосатые рыбки - много мелких и несколько покрупнее, среди них затесались рыбешки другой окраски, а на самой веревке поселился краб, гордо взирающий на рыб с верхней палубы.
На фруктовом рынке живет слоник - совсем малышка, года от роду. За двадцать звонких монет можно купить мисочку нарезанных фруктов и покормить ее - слоненок уже отлично знает, что приближающегося человека с миской нужно хватать и фиксировать хоботом, потому что хорошо зафиксированный человек уж точно скормит лакомство тебе, а не кому-то еще. Отдавая фрукты, я немного грущу о том, что я не слон - слыханное ли дело, люди платят за право тебя покормить. Слонам вообще привольно живется в Таиланде, они даже получают пенсию - роскошь, которой сами простые тайцы лишены.
По вечерам на улицах на лед выкладывают едва выловленных рыб и огромного размера креветки.
Нижняя планка приписываемого мне возраста в очередной раз опустилась: маникюрша поразилась тому, что мне двадцать пять, и сообщила, что сначала подумала, будто мне тринадцать.
Мне хочется думать, что это оттого, что тайцы так же плохо различают европейцев, как европейцы - азиатов.
Портреты короля есть везде, даже в самой захудалой лавчонке. Его едва ли не обожествляют, и гид совершенно серьезно советовал нам не мять купюры, на каждой из которых есть изображение короля - это могут принять за проявление неуважения к монарху, а за это в Таиланде положено серьезное наказание. Официантка в ближайшем ресторанчике на ломанном английском рассказывает, мужчина, часто изображаемый рядом с королем - это основатель династии; и так же спокойно она рассказывает про цунами 2004 года.
- Вы были тут? Вы его видели?
- Да, тут все, все было залито водой.
Она спрашивает, есть ли у нас кокосы и немного сожалеет, что в отличие от нас не может путешествовать - ей приходится все время работать, потому что получают простые тайцы очень немного.
- Зачем вам куда-то ехать? У вас есть кокосы и дешевые орхидеи!
Она смеется.
- Окей! Окей, у меня есть кокосы и орхидеи, и больше ничего!
Закатное небо над морем выглядит так, будто его нарисовали. На пляже становится тихо, и я сижу, пытаясь здесь и сейчас представить, что где-то там, далеко, есть Петербург, в котором сейчас светло и холодно.
И никак не могу.