Тут такое дело.
Я вообще персонажные отчеты писать не умею, а тут внезапно получилось очень много букв. Так что заранее извините.
Благодарности, вероятно, тоже будут, и да простят меня все те, кто не был упомянут ниже, я вас всех помню, я вами восхищаюсь, и еще напишу об этом, но, черт, я тут внезапно поняла, что игра у Жураво вышла крайне насыщенная, так что сюда даже не все поместилось, а совесть, между тем, иметь надо.
А ниже некоторое количество размышлений простолюдина, попавшего совсем не туда, где его место.
Очень долго читатьИ во сне нам нет покоя,
На чужбине мы ничьи
Перед римскими орлами
Иудея, трепещи!
Мой отец торговал лошадьми, так что мне не приходилось морщиться от запаха крови на бойнях.
Но однажды я видел, как наносят клеймо: раскаленная железка приникла к конскому крупу, животное взвилось, а меня - меня скрутило так, будто это я сейчас терпел ожог, будто обугливалась моя кожа.
И с тех пор всегда было так. Особенно, с друзьями.
Франсуа разбивал колено, а я шипел.
Готье падал с яблони, а я полдня потирал спину.
Прошло время.
Франциск, Марагонский бастард, ловит стрелу, я, задыхаясь от боли, вытаскиваю наконечник из его раны.
Готье Шапри выносят из боя раненым - у меня двоится в глазах.
Ничего не изменилось, кроме нас самих.
И когда мы сидим на поляне, Франсуа покусывает травинку, мы ведем неспешные разговоры, очень легко забыть, что это все происходит у стен осажденного города.
Но мы не забываем.
***
Который уже месяц? Такая скука, что я устал вести счет времени. Говорят, что в Кабитэле голод. Говорят, что чума.
Я хочу сказать моему королю, что это гнездо мерзости хорошо бы сжечь и солью посыпать руины, но вспоминаю о тех, кто в нижнем городе не заслужил такой участи, и тогда нахожу в себе силы промолчать.
Но если там действительно эпидемия, то... что же, возможно, следует отсечь гнилое.
***
Создатель, демоны, вся эта чушь, придуманная священниками, чтобы дурить народ: страшные сказки и сладкие сказочки, напугать получше, чтобы добиться покорности и привести неоспоримые аргументы непокорным.
Я видел слишком много раненых и умирающих, чтобы верить в существование какого-то там Создателя, которому есть до нас дело.
Но я верю своим глазам и ушам, поэтому, когда из воздуха появляется незнакомец, чтобы говорить с Франциском, мне остается только признать некоторые изменения в своей картине мира.
- Как тебя зовут?
- Зовите меня Ринальди.
- Ах ты ж кошкин сын...
- Скорее, отец.
***
Он мой друг, и все, что я мог отдать, я отдал. Унаследованное состояние, жизнь, верность, что там еще...
Манрик говорит, что у каждого должна быть мечта.
У меня есть мечта Франциска.
Он мой друг, веселый и злой, говорящий миру "хочу" и не стесняющийся взять это силой. Мне иногда кажется, что мир от него в замешательстве.
- Франсуа, нам нужно...
- Сейчас сделаем!
- Но они не хо...
- Захотят!
И ведь захотят же. Какой у них, в сущности, выбор?
***
Он мой друг, и у него талант смеяться тогда, когда другие плачут. Я как-то научился видеть истину за его обычной насмешливой улыбкой, я помню. что у него любимая девушка в Кабитэле - хоть и не знаю, кто она.
Вообще, у Шапри этих любимых девушек - воз и маленькая тележка в каждом городе.
Но сейчас он смеется, а у меня вдох встает комом в горле.
Ох, дружище, лучше бы ты продолжал колени разбивать. Когда у меня болит твоя душа - это уже слишком.
***
Я чувствую себя бесполезным. Слушаю доклады шпионов и снова укрепляюсь в мыслях о том, что не будь церкви, миру стало бы куда лучше. Возможно, Создатель и есть (ну, раз уж я пил с Леворуким...), но вряд ли ему нужна толпа прихлебателей, доносящих до него слова его детей.
Но дело не в этом.
И я иду к Франциску со словами:
- Франсуа, это плохая церковь, тебе нужна новая.
И, отец кошек, как я рад, что он у нас вменяемый, и выслушивает все, что я ему говорю: и то, что ему не нужно, чтобы Агарис диктовал его подданным, как жить и кому хранить верность. И что нельзя заставлять людей разрываться между указаниями священников и светских властей. И если что-то не исправить, то у него будут враги в каждом храме, и хуже того - враги, имеющие власть над душами.
А он внезапно говорит нам с Шапри:
- Я просто хочу для них счастья. Понятных заповедей о том, что нужно просто быть хорошим человеком и не мешать жить другим, понятных слов на мессе, чтобы у всех была еда и тепло...
Он перечисляет, а я думаю - тьфу, а я тут о политике.
Впрочем, в намерениях мы совпадаем, и это главное.
Теперь нам нужен священник, потому проповеди - это вообще не по нашей части.
***
Сплетни, слухи, слухи, сплетни... Кто-то травит короля, кто-то спит с его женой, кто-то не сын своего отца...
Осажденный город напоминает клубок змей, я бы не стал без необходимости совать туда даже палку, а Франциск почему-то думает, что сумеет ЭТО приручить.
Я по-прежнему думаю, что туда стоило бы кинуть кувшин масла и факел.
Подперев снаружи двери королевского дворца.
Благородные, мать их за ногу.
***
Прихожу к Франсуа, а он какого-то бродягу колбасками кормит. Свежими. Нет, я всецело за помощь бедным, и восхищаюсь Франциском, который думает о своих подданных, но это вообще ни разу не повод отдавать кому попало мой обед.
Промолчал. Я что-то в последнее время больше думаю, чем разговариваю, так и онеметь недолго.
А парень заливает складно, хлеба просит для горожан, про людей голодающих рассказывает, вообще видно - правда беспокоится, и душа у него не на месте, и в голодные глаза смотреть устал.
Франсуа потом говорил, что узнал епископа Ариана по книжной речи и чистым рукам.
А я в такие подробности не вдавался. Ну не станет "просто горожанин", да еще в тряпье, за всех людей говорить. И просить за всех не станет. За семью - может еще да.
Но не за город.
Не выдержал, спросил: "Парень, а ты вообще кто?"
Выслушал, как "парень" нескладно и неумело врет, ничего не сказал. Было очень интересно, кто же это, но недолго - в городе, куда мы прошли подземным ходом, ответ мне дал лично королевский лекарь, обратившись к оборванцу "Ваше Высокопреосвященство".
- Ну здравствуйте... святой отец. Вы-то нам и нужны.
- Надеюсь, не на казнь?
- Нет. У моего короля есть к вам предложение.
***
Этаа... Ну, сходили в город, называется.
Я хочу сказать, что, когда отец Ариан высказал свои подозрения насчет брата Ансельма, Франсуа, конечно, со свойственной ему прямотой сказал "надо его быстро устранить", но мы этого делать не собирались.
Мы вообще туда пошли потому что я хотел посмотреть, что же там за чума такая хитрая.
И вот, одна картинка сменяется другой. На первой я выхожу из уже мертвого дома, закрыв лицо платком и пытаясь осмыслить, что же за язвы на телах умерших. А на второй у моих ног лежит труп брата Ансельма из Ордена Истины с перерезанным горлом, а я переступаю через него и волоку Шапри прочь к подземному ходу. Он смотрит на меня в ужасе. Человек, который со смехом дрался в первых рядах, смотрит на меня и шепчет белыми губами:
- Я убил священника, Жанно! Я убил священника...
- Заткнись! - рявкаю я, и это так непривычно, - он не священник, он дрянь какая-то!
И с тошнотой понимаю, что видел чуму не в том доме.
Что-то такое было во взгляде новопреставленного, да.
Мы вспоминаем, что не сожгли труп, но там уже толпа.
Два идиота.
***
На улицах города бои, там, говорят, кто-то взбунтовался.
Раненые, крики о помощи, меня волочет по улицам какой-то... бергер? Нужна, говорит, помощь, герцога Эпинэ ранили - ну а я что, откуда же я знал, вызываясь помочь, что меня поведут к герцогу, а не к горожанам.
Впрочем, тьфу на эту Кабитэлу, они здесь думают, что помощь нужна только знати.
Там-то меня под руки и взяли. Шпион, говорят.
Что характерно, герцог ранен не был.
Дважды идиот.
Почетный.
Выберусь живым - Франциск убьет. Так что я не дергаюсь, все равно умирать. Печально, что Шапри тоже уволокли в тюрьму, ему я смерти совсем не желаю.
***
Что? Кентуриона Крысобоя ко мне!
Преступник называет меня "добрый человек",
Объясните ему, как со мной разговаривать.
Но не калечить!
О, герцог Придд сам! Своей рукой! Соизволил меня ударить. Великая честь, надо думать.
Герцог Алва играет со мной дуэтом в прекрасную балладу под названием "мы видим друг друга в первый раз", очень старается меня вытащить, но, похоже, не может придумать, как.
Герцог Окделл зашел на огонек, покачал головой и ушел.
Герцог Эпинэ увещевает меня ответить, кто я такой. Обзывает идиотом (он в целом прав, но аргументация не та) и требует назваться.
Нет уж, если я назовусь, я перестану быть идиотом.
Я стану феерическим кретином.
Только заложником мне стать не хватало.
Но я, оказывается, важная персона, для полного комплекта в этой камере только Эрнани Ракана не хватало.
***
Не пытали, но зуб выбили. Сволочи.
Пришел господин Ринальди с герцогиней Алва, беззастенчиво украли меня, аки невесту, впихнули в подземный ход и даже не попрощались.
Обожаю их.
***
Я просто не имею понятия, как пережил гнев Франциска. Но так стыдно мне в жизни никогда еще не было. Возможно, не врасти в землю мне помогло то, что друг наш и король вовремя отвлекся от изливания яда и огня на наши склоненные головы.
Он сидит и говорит нам о том, как прекрасна герцогиня Алва. Что он в жизни не видел женщины красивее и мудрее.
А я пытаюсь промолчать и не произнести вот это "Франсуа, она замужем".
- И если бы я спросил, видели ли вы создание более прекрасное?
- Я бы сказал нет...
- И я бы тебя стукнул!
- Эй, - встревает Шапри, - он же сказал "нет"!
А я знаю, что Франциск не ослышался. Нашей дружбе достаточно лет, чтобы он почувствовал несказанную фразу "и это было бы неправдой".
Потому что я видел самое прекрасное создание на земле: золотоволосую девочку в сером, про таких еще в моем детстве сказки рассказывали. У них непременно был принц на белом коне и венок из белого шиповника на свадьбу.
- Хочешь яблочко, девица?
***
Графиня Креденьи. Невеста герцога Эпинэ.
Как же, вот и принц на белом коне. Все как надо.
***
Мертвецы должны лежать смирно, а не нападать на беззащитных женщин.
Я в который раз убеждаюсь, что необычные ситуации лишают меня способности мыслить разумно...
Но какой уж тут разум, когда перед тобой мертвый брат Ансельм шипит и скалит зубы, за спиной у тебя "самая прекрасная женщина мира" по версии моего друга и короля, которая, к тому же, вот-вот родит, а в руке только трость и факел.
Впрочем, рядом со мной Готье, у Готье есть меч, это внушает надежду.
И кошка. Мы почти что войско.
До прихода Франсуа, кажется, продержались.
Дальше не помню.
Проклятая Кабитэла, здесь даже трупы с подвохом.
***
Победа, триумф, город сдан, а я ловлю себя на мысли, что почти с отвращением входил в ворота. Франсуа хотел взять город, как женщину - не силой, а в результате мы видим чумной труп. Здесь будет все новое, но это потом. А пока...
Герцог Эпинэ с насмешкой говорит мне:
- А вы все-таки шпион.
- Я не соврал вам ни словом, - говорю я, - я лекарь и приходил в город исполнять свой долг.
- Ваш долг лечить ваших соратников, а не врагов.
Я даже не спорю. Они тут все какие-то... покалеченные, даже лучшие из них, я не уверен, что смогу объяснить ему разницу между лечением и войной.
- Мой долг - лечить.
- Вы или идиот, или блаженный, - бросает он, поднимаясь со ступени, на которой сидел со мной рядом.
"Я идиот."
Глупо спорить, в самом деле.
***
- Ты женишься на Леоноре Креденьи.
И я, забыв свои принципы, все-таки спорю.
Я не давлю бабочек.
Я не растлеваю детей.
Золотоволосая девочка в венке должна выйти замуж за героя, в самом деле, Франсуа, ты же добрый король, ну пусть это будет хорошая сказка, а?
Разве мало в Кабитэле женщин, чья ненависть будет мне безразлична?
Хорошо же, придется призвать в союзники героя. И я иду к Эпинэ, хотя от его презрения у меня ноги в землю уходят.
Держусь только потому, что это, в принципе, взаимно.
***
Интересно, почему Франциск послушал его и не послушал меня?
А, не хочу об этом думать. Вообще не хочу.
Хотя бы так.
***
Ненавижу этот город. Ненавижу этот дворец. Ненавижу эти змеиные рожи, убийства, казни, драмы...
Вот он, тот самый момент, когда ты особенно остро ощущаешь, что мечта была не твоей: когда она исполняется. Франсуа - король. У него есть государство, трон, корона, даже прекраснейшая женщина на земле - хотя, судя по пустому взгляду герцогини Алва, я бы сказал "оболочка прекраснейшей женщины на земле". Но моему другу не привыкать зажигать огни, может, костер и не вспыхнет вновь, но у него будет время постараться.
У Готье есть Магдалена и место у трона, за плечом короля, место, к которому он давным-давно привык.
А я проклинаю лестницы. Колено болит так, что, опустившись на него, я от боли забываю все слова, что подготовил для моего короля, все просьбы отпустить меня... куда-нибудь подальше, и первое, что слетает с моего языка, это:
- Франциск, какого... какого?! Я нашел в тронном зале отречение Эрнани! Валяющимся на троне! Вокруг толпа народа, это недопустимо, бросать такие документы, их же кто угодно может подобрать...
- Ну вот ты и будешь подбирать, - доброжелательно отзывается мой король. Спасибо, приехали.
Он мне потом еще объясняет, что я ему нужен, но не говорит, в чем. Я, наверное, должен придумать сам.
Но это несложно. Чуть позже я сижу посреди очередной проклятой лестницы, скрипя зубами от боли в колене и думаю: после мессы нужно подойти к отцу Ариану и обсудить с ним постулаты новой церкви и обучение священников. Потом заставить Манрика наладить поставки продовольствия в город. Собрать лекарей и уничтожить остатки чумы. То есть, сначала подготовить соответствующие указы и заставить Франсуа это подписать.
Месть! он у меня из тронного зала не выйдет, пока все не подпишет, не будь я Трехногий.
***
Ну, хорошо. По крайней мере, у меня есть работа, цель и планы. А пока я веду вниз по ступеням прекрасную герцогиню Алва, она невесело шутит что-то о том, кто из нас кого ведет, а я клянусь себе, что мой кабинет будет на первом этаже.
Должны же у меня быть какие-то привилегии, да?
- Дядя Жан, но я буду плохим королем. Я же слаб. Теперь, когда отец умер, как я буду править, если я ни разу не смог даже нормально поднять меч?
Он стоит у окна, в луче полуденного света, сплошное сияние. Про него говорят "лучше бы девочкой родился", а я всегда пожимаю плечами - кто виноват, если люди не видят под шелком стали?
Я закрываю дверь кабинета, с какой-то насмешливой печалью вспоминая беседы леворукого с моим другом и королем. Второй день пошел, а я никак не пойму, что он больше не войдет в эти двери...
Неважно.
Так вот.
- Я бы начал с того, Октавий, - говорю я, осторожно устраиваясь в кресле, - что твой отец правил вовсе не мечом.
Талигойская Баллада
Тут такое дело.
Я вообще персонажные отчеты писать не умею, а тут внезапно получилось очень много букв. Так что заранее извините.
Благодарности, вероятно, тоже будут, и да простят меня все те, кто не был упомянут ниже, я вас всех помню, я вами восхищаюсь, и еще напишу об этом, но, черт, я тут внезапно поняла, что игра у Жураво вышла крайне насыщенная, так что сюда даже не все поместилось, а совесть, между тем, иметь надо.
А ниже некоторое количество размышлений простолюдина, попавшего совсем не туда, где его место.
Очень долго читать
Я вообще персонажные отчеты писать не умею, а тут внезапно получилось очень много букв. Так что заранее извините.
Благодарности, вероятно, тоже будут, и да простят меня все те, кто не был упомянут ниже, я вас всех помню, я вами восхищаюсь, и еще напишу об этом, но, черт, я тут внезапно поняла, что игра у Жураво вышла крайне насыщенная, так что сюда даже не все поместилось, а совесть, между тем, иметь надо.
А ниже некоторое количество размышлений простолюдина, попавшего совсем не туда, где его место.
Очень долго читать