Три истории

[leng-ltd]

Три короткие зарисовки из жизни живых, которым сомнительно повезло повстречать представителей Либры.


Я ненавижу встречи с ними. Я не люблю их, но шеф говорит, что они - перспективные деловые партнеры, и что нам совершенно необходимо налаживать с ними контакты. Никто не решается спорить - отчасти потому, что, кажется, лишь шеф и знает, чем в действительности занимаются эти ребята; и когда я смотрю на них, менее всего мне верится в "честный бизнес".
Они - русские, и это только подстегивает недоверие к ним. Их главный слишком похож на одного из тех русских миллионеров, которых в Лондоне сейчас, кажется, больше, чем на родине, и нет никаких сомнений в том, что свои каменные палаты он нажил отнюдь не праведными трудами. У его секретаря - спокойный взгляд хладнокровного убийцы, и из-под чуть вздернувшегося рукава рубашки едва заметно виднеется причудливая татуировка, охватывающая руку. Считайте меня излишне впечатлительным, но я готов спорить, что у этого безупречного молодого человека вся спина изукрашена крестами и куполами.
Шеф от них без ума. Эти русские его словно околдовали. Меня примораживает к стулу один взгляд секретаря.
...Их главный скучает: не считая необходимым скрывать скуку, он развалился на стуле, бездумно пялится в потолок и позволяет секретарю бесстрастно излагать позицию по обсуждаемому вопросу. Мелькают слайды, сменяют друг друга графики и монотонный голос секретаря ноющей болью ввинчивается в висок - я не разбираю ни слова, а шеф энергично кивает в ответ на предложение, которое я не расслышал. После встречи он вновь будет упрекать меня в том, что я - тугодум и непрофессионал, которому так далеко до "мистера Виллена", но черт возьми, я не в силах его слушать.
Графики сменяются на диаграммы. Русский мафиози от скуки начинает раскачиваться на стуле.
Он поднимается, зевает, бросает что-то на русском и уходит.
В стену.
Я оборачиваюсь и вижу лицо шефа, он так же глупо пялится в воздух перед собой, продолжая улыбаться, и я замечаю струйку слюны, стекающую на его коллекционный галстук, и мне страшно переводить взгляд, потому что я знаю, что увижу перед собой: невозможно-синие глаза "мистера Виллена". Раньше я думал, что он гей, раз носит цветные линзы. Теперь я вдруг думаю, что это и не линзы вовсе, просто он не...
Не человек.
...Все, я больше не буду пить кофе на ночь. Такая дрянь снится, что словами не описать. Если быть честным, к русским партнерам я начинаю привыкать, не знаю, как насчет их настоящей деятельности, но они по крайней мере не шумят, как французы, и не опаздывают, как итальянцы.

Серега, это не квартира, это полный... ну, ты понял. Че? Ну да, Мариша просила, чтобы я дома прекращал. Че?.. Ага, ну да, ты же в курсе, как она просит. Да ну нахрен, че она, зверь? Говорит, на работе все равно, а дома чтоб ни-ни, да я и сам думаю, старший подрастает... а, ну да. Так вот мы туда приехали, ну, трубу чинить, договорились же еще на прошлой неделе с хозяевами. Че "и че"? И то! Вчера приезжаем, а там дверь открыта, мы туда. Ну поглядеть, мало ли че, мож закрыть забыли дверь-то, а... да ну тебя в жопу, я че, бомж, или уголовник, по квартирам тырить? Короче, Мишка прям в коридоре блеванул, а я ментов вызвал и тоже. Там вот семья была, вроде как баба разведенная и дочка ее. Ну мужика нет в доме, они нас чинить и позвали. ...Серега, захлопни пасть, шутник хе...хренов, Маришке скажу, она тя больше на порог не пустит и про пироги с капустой забудь. Че "не обижайся"? Думай, что несешь, вот че.
...Ну там ваще не понятно было, где кто. Я вот помню, девчонка лежала на полу, чисто как тряпку выкрутили. И кости торчат...
...Ну Мариш, я не буду больше. Серега спрашивает вот.
...В общем, менты приехали, сначала нас в оборот взяли. а мы че, все видели, когда мы пришли, когда из конторвы выходили, когда че, и потом, Мишку выворачивает, меня трясет, так в меня сержантик водку вливал прямо, я стакан держать не мог. Че? Да х...рен знает, че они такие добрые. Чета спрашивали, чета я подписывал... показания, о.
А потом эти приехали. Кто? Ну, госбезопасность. Ага, прям так. Один такой суровый мужик, на бандюка похож, а второй прям фифа, галстучек, очечки, а потом рукава закатал - мама родная, а у него руки, как у твоего Пашки, места чистого нет, все изрисовано. Всех выгнали нах...рен, че...
Неприятные какие-то. Только сдается мне, там нечисто дело, раз эти приползли, потому как бабы-то простые были, кому они нужны, чтобы ФСБ вызывать? То-то. Да и ты бы видел что от мелкой девки осталось, я как вспомню, до сих пор...
Серега? Серый?
Мариш, че с телефоном?
Ох, епт. Даниил Александрович, а что вы здесь...
Мариш, чо на ужин-то у нас, а? Че вчера? Вчера я выходной был, не моя смена же.

"Сегодня или никогда!" - убедила себя Ляля и, готовая к великим свершениям, решительно нарядилась в свою самую короткую юбку. Ноги сами несли ее к университету: дороги девушка не заметила совершенно, полностью поглощенная повторением этой нехитрой мантры. Сейчас или никогда. Сейчас. Или никогда.
Впервые она столкнулась с ним полгода назад - и уже тогда, при первой встрече, сердце екнуло, едва Ляля взглянула ему в глаза. Тогда она еще не знала, что он будет преподавать у них - да и вообще не подозревала, что он преподаватель - но девичье сердце сразу опознало в незнакомце Его, Того Самого, и с каждой новой встречей Ляля лишь убеждалась в том, что сердце не обманешь. Юрий Федорович, кажется, соткался из всех ее девичьих грез: спокойный, строгий, сдержанный, с отличным чувством юмора, да еще и красавец - кажется, он воплощал в себе все лялины представления о настоящем мужчине, и не удивительно, что под его взглядом девушка совершенно лишалась дара речи. Потом досадовала на себя: вот дурочка, что же он о ней подумает! - но ничего не могла поделать. Симпатия Ляли к преподавателю стремительно переросла во влюбленность, а затем превратилась во всепоглощающую страсть - во всяком случае, именно такими словами Ляля про себя оценивала свои чувства, скрывать которые со временем становилось все труднее и труднее. Подружки уже посмеивались, подмечая, что на Юрия Федоровича Ляля глядит вовсе не взглядом преданной ученицы, а та все больше теряла осторожность в попытках завоевать внимание обожаемого преподавателя. Она переживала за него, как за себя, и поразила всех одногруппников, когда всерьез обиделась на парней, в шутку намекнувших, что-де неспроста преподаватель везде появляется в обществе своего аспиранта. Ну и выговорила она им после того! Парни просто дар речи потеряли, и так долго извинялись, будто перед самим Юрием Федоровичем.
За полгода Ляля узнала о нем все, что смогла: одинок (о, радость!), детей нет, профессионал своего дела и - что неожиданно для преподавателя высшей школы - обожает мотоциклы. Больше сведений о предмете воздыханий Ляле раздобыть не удалось, однако этой информации ей было довольно, чтобы понять: надо действовать сейчас, пока он все еще "одинок" - а ведь охотниц до такого шикарного мужчины хоть отбавляй, посмотреть только, какие взгляды замдекана на него кидает... Лялю просто передергивало при мысли о том, что ее Юра может достаться этой климактерической мымре.
Она просидела под дверью аудитории полчаса - пока точно не убедилась, что все ушли, а преподаватель остался, и, разгладив дрожащими руками коротенькую юбочку, решительно шагнула к двери.
Сейчас или никогда.
- Юрий Фе...
Ляля впорхнула в кабинет, но замерла, не сделав и пары шагов - просто приросла к месту, ощущая, как липким комом тошноты застывает в горе тщательно заготовленная речь, и как встают дыбом волосы на шее. Юрий Федорович обернулся на звук, и во взгляде его читались удивление и досада - и горбатое чудовище, распластавшееся по дальней стене аудитории, тоже шевельнулось, неестественно выворачивая костлявую шею. Медленно стекал по стенам кровавый потолок; чудовище дергалось на нитках, трясло сальными патлами, тянуло к Ляле длиннопалые конечности, и синие глаза аспиранта светились едва ли не так же ярко, как причудливые рисунки на его руках.
Кажется, она кричала; прянув назад, Ляля сбила со стоявшего у дверей столика инструменты - рассыпались по полу скальпели, звенели бьющиеся склянки, но она не слышала ни звука, будто оглохла в одночасье. Последнее, что видела Ляля перед тем, как потерять сознание - это как вскрытый труп на столе в центре комнаты медленно поворачивает голову и укоризненно смотрит на нее мертвыми, белесыми глазами.

- О, просыпается. Лялька?
- Я не сплю, - промямлила Ляля, часто моргая и щурясь от яркого света.
Склонившиеся над ней молодые люди облегченно выдохнули - и тут же начали посмеиваться.
- Просыпайся, Белоснежка! - пожелал кто-то из задних рядов.
- А выпендривалась-то, выпендривалась, - презрительно прошептала на ухо подружке курносая блондинка Аня.
И тут же участливо улыбнулась растерянной Ляле, которой парни сейчас помогали встать.
- Чего случилось-то? - виновато допытывалась незадачливая студентка, уже понимая, что натворила что-то не то.
- Да в обморок ты хлопнулась, вот чего, - лучезарно улыбаясь сообщил староста.
И похлопал Лялю по плечу, ободряя.
- Ладно тебе, со всяким бывает. Жмурик, честное слово, был тошнотный. Я думаю, Федорыч его неделю мариновал...